Перформанс по-прежнему является «жанром в высшей степени рефлексивным, изменчивым – жанром, к которому художники прибегают, желая выразить происходящие перемены или откликнуться на них» (Голдберг). Как культурный феномен, перформанс объединяется с театром и хореографией и охватывает самые разнообразные практики, не сводимые к общему — формальному — знаменателю. «Музеи восприятия» Хайнера Гёббельса и «сконструированные ситуации» Тино Сегала, повседневные ритуальные действия Дмитрия Волкострелова, совместные трапезы Риркрита Тираванья и роботизированные танцевальные постановки Билла Ворса и Луи-Филиппа Демера — кажется, что перформанс способен вместить в своих границах любое художественное высказывание.
Можем ли мы эти границы в принципе определить? Сближение и пересечение культурных сфер приводит к радикальному обновлению художественного и сценического языков, обусловленных событийной природой произведения. Театр и музей — спектакль и художественное произведение — предстают перед нами как места встречи и коммуникативные ситуации. Какая же роль отводится нам, зрителям? Почему же понятие исполнительской практики важно для обоих культурных пространств?